Я, как рядовой запаса, в конце ноября 1986 года, повесткой из военкомата, был призван на учебные сборы сроком на 150 суток (мне было 28 лет, холост, бездетный). В то время я работал мастером на Рязанском заводе автоагрегатов Производственного объединения ЗиЛ.
Привезли нас 2 декабря, поздно ночью в село Ораное, где дислоцировалась 26 бригада МВО, созданная на базе Кинешемской бригады химзащиты, в/ч 78708, командиром бригады в это время был подполковник Новохатский. Распределили по батальонам, я попал в 1-й батальон в/ч 18977.
Десять дней мы с однополчанами, на станции, работали на дезактивации 5-го энергоблока. Он был почти достроен, рядом был уже готов нулевой цикл 6-го блока. Работа заключалась в удалении строительного мусора, отходов, всякого хлама, ручная погрузка радиоактивного грунта на самосвалы, который сгребали бульдозерами вокруг блока. Я туда проездил 10 дней с 5-го декабря. Погода стояла как поздней осенью, не плохая. За эти дни от радиоактивного йода стало очень першить в горле, сухой кашель очень мучил. Белые «лепестки» от теплого дыхания на холодном воздухе становились красными и, через них было трудно дышать. И к тому же, этих лепестков, на всех не хватало. Кто как мог их себе про запас доставали. Поэтому, иногда, работали вообще без лепестков. Так вот за эти дни у меня поднакопилось немногим более 4-х рентген. Сразу оговорюсь, что эта цифра намного занижена.
В это время стали проводить набор команды добровольцев по дозачистке крыши 3-го блока. Подчеркиваю – ДОБРОВОЛЬЦЕВ! Никто никого не принуждал! Хотя генерал Тараканов уже в сентябре 1986 года доложился и подписал бумаги, что крыша чистая. Это чистой воды ТУФТА! По прогнозам синоптиков со второй половины декабря ожидались сильные снегопады и, работы нужно было бы приостановить или они были бы из-за снега затруднительны.
За согласие обещали дембельнуть всех добровольцев с первой же партией увольняемых (что было и сделано). Я подумал и согласился.
16 декабря нас собрали в помещении под сводом 3-го блока, где была пробита дыра на крышу. В помещении стояли мониторы и, мы могли наблюдать, как ребята выходят на крышу и что они там делают. Была еще громкая связь. Нас одели, навесили свинцовые пластины, у меня еще был щиток из плексиглаза (я в то время носил очки от близорукости), провели инструктаж, разбили по парам и дали по три желтеньких, маленьких таблеточки. Зачем они и что это такое я не помню, а может, нам и не говорили. Работа заключалась в следующем: по команде надо было в дыру вылезть на крышу (каждую пару выводил прапорщик, дозу хапнул – не дай Бог каждому!), добежать до нужного места (там лежали лом и лопата), одному долбить, другому сгребать (мы заранее с напарником договорились, кто, чем будет работать) и, если хватит времени сбросить вниз. По громкой связи у нас был позывной «Мария» или «Машенька», уже не помню, почти четверть века прошло! Так вот когда прозвучит: «Мария отбой»! – надо было резко все бросить и бежать назад в дыру.
В этот день радиоактивный фон равнялся 1000 (тысяча) рентген в час и нам определили время нахождения на крыше – 1 (одну) минуту. Я «получил» 24 рентгена, но в наряд записали меньше, так как в сумме у меня получалось более 28 рентген, а это было не допустимо. Ни о каком ПОВТОРНОМ выходе на крышу и речи быть не могло! Нам уже потом в зону путь был заказан! Мы несли службу на территории части вплоть до увольнения.
Оклад у меня на заводе был 145 рублей, в среднем в день получалось где-то около 11 рублей. По справке за работу в зоне отчуждения за 11 дней я получил в 4-х кратном (за крышу так же один день в 4-х кратном) размере 440 рублей и плюс среднесдельная. Так что мнЕ ни на какую Индию не хватило. Как раз дело было накануне Нового 1987 года, я жил в заводском общежитии и мы с мужиками не нашли ничего лучшего, как эти деньги пропить. Что мы с удовольствием во времена Горбачевского «сухого закона» и сделали.
|
